Слово и дело - Страница 318

318

Вот тогда-то Бирон и закричал.

— Скорее вниз… в подвале разбивайте кладку! Если он еще дышит, зовите врача Дювернуа, чтоб жизнь ему вернул.

Ломы с грохотом обрушили кирпичную кладку. Бирон опоздал. Длинная борода, отросшая в заточении, уткнулась в грудь летуна-подьячего. А по телу уже ползла зеленущая плесень и бегали по лицу юркие мокрицы…

Август III, сын Августа Сильного, курфюрст саксонский и король польский, позавтракав с шутами, облачился в халат, который и не снимал уже до вечера.

Паштет ему привозили из Страсбурга, шоколад из Вены, угрей из Гамбурга, он курил табак турецкий. Время от времени из клубов табачного дыма вырывались слова Августа:

— Брюль, а есть ли у меня деньги?

— Полно, ваше величество!

Канцлер окружал своего повелителя картинами и музыкой, фаворитками и шутами. Целых два часа они выбирали парик для поездки в оперу. Выбрали парик фиолетовою цвета, дополнительно присыпав его алмазною пудрой…

В опере Августа III напугал дерзкий смех молодого придворного, который не страшился аплодировать раньше курфюрста.

— Брюль, кто этот наглец? — спросил Август.

— Так может смеяться толькэ граф Мориц Линар, выгнанный из Петербурга за преступную связь с малолетней принцессой Анной Мекленбургской… Прикажете удалить паршивца из оперы?

Август III велел звать Линара в свою ложу.

— Я должен вас огорчить, — сказал он ему. — Из Вены уже выехал в Петербург маркиз де Ботта, чтобы ускорить свадьбу вашей любовницы с племянником австрийского кесаря.

Линар взмахнул шляпой, украшенной аграфом и перьями.

— Ускорить свадьбу с принцессой Анной венская политика способна. Но никакая политика, пусть даже самая мудрая, не способна сделать женщину счастливой… Сделать ее счастливой могу только я!

Августа III потрясла самоуверенность красавца.

— Брюль, — повернулся он к канцлеру, — никогда не посылайте этого мота и ферлакура в Петербург… даже курьером!

— Курьером я и не поеду — у меня иная судьба.

— Вот как? Но если бы вас снова послали в Петербург, что бы вы там, Линар, делали?

— Что-нибудь…

— Этого мало!

— Граф Бирон сейчас тоже делает «что-нибудь», и поверьте, у него нет минуты свободного времени.

— На что вы намекаете! Это уже наглость!

— Это… политика, — отвечал Линар. — Разве вам, ваше величество, не хотелось бы, сидя на престоле Саксонии, управлять с моей помощью великой Российской империей?

— Но это невозможно…

— Но так и будет! — ответил Линар.

ЭПИЛОГ

При дворе состоялся большой выход. Камергеры с золотыми ключами у поясов руководили порядком движения персон знатных. Выход же состоялся по случаю прибытия нового посла австрийского, маркиза де Ботта… Мужчины уже прошли перед ним. По рангам. Белые палочки в руках церемониймейстеров указывали, кому и за кем «брать шаг» (каждый сверчок должен знать свой шесток). Первым, конечно, «взял шаг» обер-камергер и его высокородная светлость — герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон.

Дело теперь за дамами — им «брать шаг» в церемонии.

Анна Леопольдовна стояла неподалеку от Биронши.

Взмах палочки пор а…

И тут замухрышка Биронша «взяла шаг» раньше принцессы.

— Тетушка! — завопила Анна Леопольдовна. — Ах, как мне это все уже опротивело… До каких еще пор издеваться будут?

Церемониал придворного шествия оказался поломан.

Придворные остановились в недоумении…

— Чем ты недовольна? — спросила Анна племянницу.

— Эта горбунья старая взяла шаг раньше меня. Хотя ей, как статс-даме, шагать за обер-гофмейстериной положено.

Биронша надменно выпрямилась.

— Но я герцогиня Курляндии и Семигалии, — прошипела она.

Анна Леопольдовна в исступлении закричала:

— Вот там и бери шаг перед кем хочешь…

К женщинам подошел Бирон, крайне растерянный:

— Принцесса, к чему вы так обидели мою жену?

В ссору вмешался и принц Антон Брауншвейгекий.

— В самом деле, — сказал он Бирону. — Моя невеста, как принцесса крови двора здешнего, вполне имеет право на первый шаг перед супругой вашей, происхождение которой не совсем ясно…

Бирон наорал на жениха, как на последнюю шавку:

— Принц, замолчите! Вы здесь самый маленькийАнна Иоанновна, размахивая руками, вступилась.

— Довольно! — кричала тоже. — Довольно, говорю я вам. Чего не поделили?

Кому шагать за кем? Так мы же, слава богу, не солдаты!

— Нет! — злобно разрыдалась Анна Леопольдовна. — Я знаю точно. Герцог и герцогиня желают мне зла… Я никуда не пойду.

Потрясенный всем увиденным, взирал на эту сцену непристойную венский посол, маркиз Ботта… Анна Леопольдовна плакала:

— Оставьте в покое меня. Ничего я уже для жизни своей не желаю. — И вдруг в толпе придворных она заметила Рейнгольда Левенвольде. — Это твой брат, — сказала она ему, — продал меня в Вене. Сам отравился, словно крыса, а других страдать заставил…

Горячая рука Волынского обхватила ее ладонь:

— Ваше высочество, о чем вы? Кто вас посмел продать?

— Я уже не маленькая, все понимаю. Густав Левенвольде за деньги цесарские продал меня в Вене за нелюбимого…

Анна Иоанновна грозным рыком пресекла распри:

— Тихо всем! Церемонию не ломать… (В тишине долго слышались рыдания племянницы.) Я вот тебе пореву… я тебе…

А после этого скандала — совсем уж некстати! — маркиз Ботта публично выразил желание императора Карла VI ускорить бракосочетание Анны Леопольдовны с принцем Антоном Брауншвейгским.

Раздался сочный смех — это хохотал Бирон:

— От этой Вены мы получаем одни анекдоты…

318