Россия видела угрозу себе уже с трех сторон:
Чудовище свирепо, мерзко,
Три головы подьемлет дерзко,
Тремя сверкает языками,
Яд изблевать уже готово!
Как никогда России нужна была победа ее армий…
Большие дороги Европы еще с давности сохранили такую ширину, какой хватало рыцарю, чтобы проехать, держа копье поперек седла. Сейчас по ним скакали драгуны и почтальоны с офицерами. На постоялых дворах они искали Синклера или Ференца Ракоци, дабы их «анлевировать»… Русское самодержавие, чтобы выйти из тупика в политике, прибегло к наглому разбою на больших дорогах!
Чума уже проникла за кордоны европейские. На карантинах проезжих осматривали. Строго следили за постояльцами в гостиницах. Одинокий путник, одетый неприметно, остановился в бреславльской гостинице «Золотая шпага», где его сразу же навестил бреславльский обер-ампт — в гневе.
— Сударь, — спросил он, — известно ль вам, та) чума, сшибая шлагбаумы, уже ворвалась в земли венгерские и польские? Но я не отыскал вашего имени в кондуитах карантинных.
— А разве вы знаете мое имя? — усмехнулся путник.
— Так назовитесь.
— Извольте. Шведский барон Малькольм Синклер, рожденный от генерала королевской службы и честной девицы Гамильтон.
— А может, вы чумной… откуда знать, барон?
Синклер протянул ему два паспорта сразу:
— Посмотрите, кем подписаны мои пасы.
Обер-ампт был поражен. Один паспорт был подписан лично королем Франции, а другой — лично королем Швеции. Чума отступила от блеска таких имен, силезский чиновник отступил от Синклера. Барон сел в карету и, в окружении почтальонов, трубящих в рога, поехал дальше. Синклер ощутил за собой погоню еще в землях голштинских, но там его не тронули. Силезия гораздо удобнее для нападения на посла шведского, ибо она подвластна Габсбургам…
Еще не улеглась пыль за Синклером, как в гостиницу «Голубой олень» шумно вломились три странных путника в плащах, за ними валили по лестницам драгуны и почтальоны. Три офицера — капитан фон Кутлер, поручики Левицкий и Веселовский — неохотно показали обер-ампту свои паспорта… Боже мой! Теперь на пасах стояла подпись самого австрийского императора Карла VI, и обер-ампт вконец растерялся, он просил об одном:
— Только не задерживайтесь долго в Бреславле.
— Сейчас мы перекусим и поедем дальше…
Они стали пить водку, приставая с вопросами:
— Не проехал ли тут до нас такой майор Синклер?
Обер-ампт (наивная душа) охотно им ответил:
— Учтивый господин! Он только что покинул город.
Офицеры сразу вскочили из-за стола:
— Седлать коней! Быстро…
Драгунские кони в галопе стелились над дорогой.
Мчались час, два, три…
— Карета, кажется, там едет.
— Верно! Я слышу, как трубят рога.
— Вперед, драгуны! Обнажайте палаши…
Внутри кареты сидел, забившись в угол, Синклер.
— Стой! — кричали всадники, заглядывая в окна.
Место было пустынное. Вокруг росли кусты, в которых пели соловьи. Блеяли в отдаленье овцы да играл на тростнике пастух.
Вид множества пистолетов не испугал Синклера:
— Если вы разбойники и ограбление путников служит вам промыслом для жизни, то я… Я готов поделиться с вами содержимым своего кошелька. Но позвольте мне следовать далее.
Кошелек его отвергли, у Синклера просили ключ:
— От этого вот сундука, что вы держите на коленях.
Майор отдал им ключ, а сундук они и сами забрали у него.
— Может, теперь его отпустим? — спросил Левицкий.
— Как бы не так! — огрызнулся Веселовский. — Отпусти его живым, так нам в Петербурге головы поотрывают…
— Я вас отлично понял, господа, — произнес Синклер, побледнев. — Язык русский мне знаком достаточно.
— Кончай его! — приказал фон Кутлер. — Руби!
В кустах затих соловей, и там раздался стон Синклера:
— О боже праведный… за что меня? За что?
Загремели выстрелы, из кустов выскочил Веселовский:
— Эй! Бросьте мне пистолет. Я расстрелял все пули.
Драгуны прикончили Синклера палашами. Кутлер разбил сундук об камни, ибо не смог разгадать секрета его замка; обнаружил потаенное дно в крышке, извлек наружу кожаную сумку с бумагами. Только сейчас он заметил, что почтальоны Синклера еще стоят на коленях посреди дороги. Кутлер прицелился в них из двух стволов.
— Нет! — закричал Левицкий, бросаясь грудью под пистолеты капитана. — Они здесь ни при чем. Уж их-то мы отпустим!..
…Барон Кейзерлинг сидел в своем посольском кабинете в Дрездене, когда к нему ворвался фон Кутлер с кожаной сумкой:
— Вот эти бумаги… скорее в Петербург!
Кейзерлинг взял со стола колокольчик, звонил в него так долго, пока в кабинет не вбежали все двенадцать секретарей.
— Курьера! — сказал им посол. — Пусть скачет как можно скорее через Данциг в столицу. И прочь отсюда… вот этого мерзавца! Я не желаю запятнать себя убийством грязным на дороге…
Секретари оторвали Куглера от кресла, потащили его прочь из кабинета. Ноги капитана заплетались от счастливой усталости. Он улыбался блаженно. Карьера ему обеспечена.
— Боже, — бормотал Кутлер, — спасибо, что не забыл меня…
Словно буря пронеслась над шведским королевством. Стокгольм поднялся на дыбы, как жеребец, которого прижгли по крупу железом раскаленным. Вся ярость «шляп» вдруг совместилась с гневом «колпаков». В доме посольства русского разом вылетели все окна, к ногам Бестужева падали булыжники, запущенные с улицы.
— Посла — на виселицу! — ревела толпа.
— Сжигайте все, — велел Бестужев секретарям.
Из трубы дома посольского потекли в чистое небо клубы черного дыма. Бестужев-Рюмин поспешно уничтожал архивы, переписку с Остерманом, уничтожал бумаги о подкупах членов сейма. Казалось, война Швеции с Россией уже началась.